Театр Олега Табакова открывает сезон экстремальной постановкой по Агате Кристи
Владимир Машков приглашает в чрезвычайное театральное путешествие на остров. «Один миллиардер для своей возлюбленной построил на скале индейский замок, чтобы оторвать ее от мира. Но она там не выдержала и сбежала. Тот продал остров и спился. А индейцы остались… У нас индейцы будут частью действия — черными скелетами в шкафу»… С художественным руководителем Театра Олега Табакова Владимиром Машковым мы говорим о том, какую роль в его жизни сегодня играют индейские тотемные существа, в авторской версии воссозданные скульптором Александром Рукавишниковым. И о его новой режиссерской работе — спектакле «И никого не стало» по пьесе Агаты Кристи, премьерой которого откроется 35-й сезон в ТОТ.
Спектакль-детектив — жанр сложный. Особенно в случае, когда многие помнят сюжет известного фильма. Вы берете пьесу Агаты Кристи «И никого не стало», написанную ей по мотивам собственного романа «Десять негритят». Внутренний импульс, заставивший лично вас взяться за эту историю здесь и сейчас, был как-то связан с пандемией?
Владимир Машков: Мы начали репетиции гораздо раньше, планировали, что выпустим спектакль еще в конце сезона. Но все остановилось. Как только стало возможно, мы сразу же возобновили весь постановочный процесс.
Репетиции онлайн как жанр вы не приемлете?
Владимир Машков: Репетиция онлайн хороша для работы над уже сделанными спектаклями. Мы так целиком проходили постановки текущего репертуара, чтобы еще раз услышать друг друга, побыть с этими текстами. А репетировать новый спектакль? Застольный момент — да, возможен, но когда мы уже разобрались, поставили себе задачи, дальше актеру важно выходить на сцену. Потому что его существование — это действие. Не только физическое, но и внутреннее, иногда эти действия совершенно не связанные: человек делает одно, говорит другое, думает и чувствует третье. Мы исследуем на сцене действие. Задач много…
Если говорить об Агате Кристи, она сама захотела переписать свой роман для сцены. И в 1944 году ее пьесу поставили на Бродвее, был большой успех — спектакль прошел за неполных два года почти 450 раз, огромное для бродвейской постановки количество показов. Ради политкорректности Агата Кристи изменила название «10 негритят» на «10 маленьких индейцев», чтобы избежать возможных конфликтов. А на Бродвее пьеса шла уже под названием «И никого не стало». Кристи изменила финал, попыталась посмотреть на историю иначе и определить для себя, что такое справедливость и действительно ли виноваты все. Мне кажется, пьеса очень динамичная и уникальная по ходу мысли. Я вообще люблю английскую драматургию. И настолько современная сейчас, что местами оторопь берет. Одно название — «И никого не стало»…
Совсем политкорректное и пессимистичное…
Владимир Машков: Хорошие слова есть у Шопенгауэра: «Самое большое заблуждение человечества думать, что оно рождено для счастья». Да, в истории под названием «И никого не стало» есть грустная самоирония. Говорят, что все спектакли о любви, наверное, кто-то так и о нашем спектакле скажет. Но мне кажется, что наша история — она о справедливости, о том, что, может, мы все тоже виноваты, как и оказавшиеся на этом острове?.. Может быть, вы, промолчав о преступлении, тоже должны понести наказание? Люди же всегда жаждут справедливости! Я считаю, что каждая пьеса и вообще литература прежде всего исследует природу страха. Любовь видоизменяется. Когда с нами вера, надежда и любовь — это лучший вариант развития событий. А в обыденном варианте — это страх: страх за любимого, страх потерять любовь. Что-то страшное нам, как правило, гораздо легче себе представить, чем любовь. Большая часть жизни человеческой — это борьба со страхом любым способом. Поэтому и большинство историй скорее про то, как человек со своими страхами борется… В наградном листе одного погибшего на войне солдата было написано: он бросился в атаку с презрением к смерти… Потрясающие слова.
В вашем спектакле герои загнаны в угол. И каждый пытается спастись, уничтожив другого. Сильнейший страх заставляет людей перейти от законов человеческого общения к законам стаи и из общества превратиться в свору. Закон выживания в природе? Стадный рефлекс?
Владимир Машков: У каждого там есть своя версия, это психологический детектив. Человек, совершивший что-то и избежавший наказания, рисует свою картину происходящего. Она может быть в его воображении даже героической.
Это как себе придумать и в чем себя уговорить…
Владимир Машков: В том-то все и дело. Более того, известная же фраза: чем чудовищнее ложь, тем легче верят в нее люди. Эта пьеса времен фашизма. Война близилась к концу, но она еще шла…
С шахматной рассадкой решен вопрос?
Владимир Машков: Мы выбрали для себя хорошее число для премьеры — 10 сентября, десять маленьких индейцев… Зрители побывают на их острове. Возможно, станут судом присяжных.
У нас есть дополнительный сюрприз для зрителей — рассадка будет действительно особенная, не только безопасная в смысле медицинских требований. Заранее не буду рассказывать — дело не в спойлере, а в том, что удовольствие потеряется.
У нас прекрасная труппа, ребята потрясающе работают. Известные фильмы по роману и пьесе Кристи, а их много, нас не смущают. Даже когда мы смотрим хороший детектив по телевизору и знаем, чем он закончится, зачастую не можем оторваться, попадаемся на уловки автора: как, где, что я пропустил? А уж в театре тем более. Между театром и кино пропасть. Это разные жанры со своими правилами. Наша задача, чтобы все происходило с вами здесь и сейчас. Актеры должны существовать на пике своего эмоционального состояния.
Пьеса так написана. Это бесконечное исследование, погружение в чувства, реакции, напряжение внимания, наблюдения за своими страхами.
Вы видели, как рыбы или птицы в случае опасности сбиваются в рой? Они же не в хаосе летят или плывут, а очень скоординированной группой. Когда их много, хищникам трудно напасть. Есть специальный термин, определяющий такой алгоритм движения, он называется мурмурация. Когда боковой линией зрения все участники стаи мгновенно чувствуют траекторию перемещения, мгновенно перестраиваются. И переход от одной версии своей жизни к другой у людей в ситуации серьезной угрозы тоже иногда очень быстрый, неожиданный, заставляющий существовать в крайне остром состоянии. Это тоже стало предметом нашего театрального исследования.
Коронавирусное время добавило новых красок в спектакль? Когда в панике находились все, даже самые эмоционально устойчивые люди?
Владимир Машков: Да, это как раз наша история, когда мы все оказались как будто на острове.
Вы оказались еще и провидцами.
Владимир Машков: Агата Кристи сама подводит нас к моменту, когда обнаруживаешь и себя тоже в заточении. Не важно, один или рядом с тем, кто может тебе что-то предъявить. Представляете, какой начинается тонкий психологический и физиологический процесс, когда в стаю от страха сбиваются люди? Птиц, когда их много, трудно выхватить из стаи. Уязвимы те, кто отбился. Их видно. Есть даже специальная наука — этология, которая занимается инстинктами животных, и в том числе людей, которые при всем своем уме все равно повинуются рефлексам.
В спектакле есть персонаж, который действует так же, как действовали бы в аналогичной ситуации вы? Или в которого вы вложили больше себя, чем в кого-то другого?
Владимир Машков: Я пытался не себя поставить в предлагаемые обстоятельства, а хотел понять, что это за человек — каждый герой пьесы, прежде чем предложить роль актеру. Слава Богу, у меня нет таких скелетов в шкафу… И для зрителя мы так выстраиваем интригу, чтобы хоть на секунду он задумался, а вдруг я в своей жизни тоже совершил страшное, может, даже не подозревая об этом?.. Только один из героев приехал, зная, что здесь будет опасно. Не могу сказать, что это ему помогло, но всегда лучше быть готовым. И мы начинаем размышлять, насколько человек в состоянии отчаянного страха за свою жизнь способен думать о справедливости, о своей вине.
На каком-то этапе репетиций вы советовались с психологами, как ведут себя люди в экстремальных ситуациях?
Владимир Машков: Прежде всего, прекрасным психологом была сама Агата Кристи. Она серьезно интересовалась медициной и даже поработала фармацевтом. Все заложено в ее драматургии. Я иду от материала, руководство к действию написано автором, я ей доверяю. Теперь нужно вникать, почему у персонажа так складываются слова, почему он так реагирует. А дальше мы начинаем искать форму проявления этих реакций. Переживаний там достаточно, на всех хватит.
На антракт будете спектакль разбивать?
Владимир Машков: Да. Там очень яростная заключительная развязка. Нужно будет перевести дух.
Сколько лет вы прожили с этой историей?
Владимир Машков: Были какие-то задумки и раньше. Но я всегда иду от актерских задач. Сейчас у меня есть десять артистов, с которыми интересно было именно этот материал сделать. Когда переносишься в зрительный зал, задаешь себе вопрос: а что бы я хотел сегодня увидеть? А дальше, как в поговорке: как получилось, так и хотели…
Ключевой вопрос
Какой самый большой страх вы испытали в жизни? Помог ли он вам в этой работе?
Владимир Машков: К сожалению, все самое страшное впереди. Это понятно, если помнить, что самое страшное — это смерть. Дальше думаешь, как с этим знанием жить, как с ним справляться. В нашем спектакле десять вариантов. Каждый рисует свою историю, ведь все по-разному получают и перерабатывают информацию. Кто-то борется до конца. Кто-то сдается в самом начале. А кто-то даже не понимает, что с ним произошло, — испытал муку и не понял, что с ним было…
Вам интересно было исследовать, как воздействует на человека страх? Или важно понять процесс обратного перехода от стадного существования к нормальному человеческому?
Владимир Машков: Конечно, как бы хотелось, чтобы в жизни все дружили и дальше начиналась романтика. Но даже совершенная любовь тоже рождает страх. Все равно борьба идет одна — со страхом. Страх исследовать и сыграть можно. Любовь сыграть нельзя. Как считал Станиславский, любить — значит желать касаться. Желание — это внутреннее действие, а не реальное касание. И он говорил актерам: мне одного вашего желания достаточно. А действие — это цепь страхов. Насколько я готов начать быстрее двигаться или, наоборот, впасть в ступор… Вот что интересно, как мы реагируем на страх. Особенно интересно сейчас, когда мы все были так напуганы коронавирусом. В этом смысле, показав крайние проявления страха, я надеюсь на правильный терапевтический эффект спектакля.
Текст: Ирина Корнеева
Фото: Ксения Бубенец