ГИМ впервые показывает свое собрание Федора Рокотова
Исторический музей впервые показывает свою коллекцию живописи Федора Степановича Рокотова (1730-е-1808), одну из лучших наряду с собраниями Третьяковской галереи и Русского музея.
Нельзя сказать, что картины Рокотова из собрания ГИМа не показывались вовсе. К примеру, в 2016-м на большой монографической выставке Рокотова в Третьяковской галерее, фактически третьей за два века, были и работы художника из Исторического музея. Тем не менее нынешняя выставка предлагает новый поворот и новый взгляд на наследие одного из лучших отечественных живописцев XVIII века.
Прежде всего она дает возможность увидеть одиннадцать портретов Рокотова и его мастерской, отреставрированных за последние пять лет. Более того, несколько портретов были впервые атрибуированы как работы кисти Рокотова. Речь идет, например, о портретах двух кузин — М.А.Волконской и А.Ф.Белосельской, которые, видимо, были написаны примерно в одно и то же время (атрибуция 2018 года), о выразительнейшем портрете В.И.Стрешнева (атрибуция 2017 года), или о портрете, вероятно, «бриллиантового князя» А.Б.Куракина, который, как доказали недавно эксперты, Рокотов не писал с натуры, а копировал с другого портрета.
Как говорит хранитель коллекции Рокотова в ГИМе Людмила Юрьевна Руднева, музейщики целенаправленно искали в большом собрании живописи работы Рокотова. Надежды их основывались на том, что Рокотов долгое время работал в Москве, писал по заказам дворянства Московской губернии, а следовательно, его картины могли оказаться среди работ, которые были переданы в ГИМ из Государственного музейного фонда (ГМФ), куда они попали после национализации 1917-го года. Портрет В.И. Стрешнева, как и его родственника Д.М.Матюшкина, например, родом из бывшей усадьбы Покровское-Стрешнево, портрет генерал-аншефа Петра Ивановича Панина — из имения С.И.Чернышевой-Безобразовой в Яропольце.
Впрочем, наивно думать, что «весь Рокотов» в ГИМе — результат перераспределения ГМФ в советское время. В 1905 году здесь появились картины из собрания Петра Ивановича Щукина. А три прекрасные работы: авторское повторение 1789 года портрета Екатерины II 1769 года, портрет поэта Сумарокова и «неизвестного в темно-зеленом кафтане» — и вовсе были приобретены музеем у наследников Н.Е.Струйского в 1889 и 1890-м года. Это тот самый Струйский, который дружил с Рокотовым, портрет его жены кисти Рокотова воспел в стихах Николай Заболоцкий («ее глаза как два тумана, полуулыбка, полуплач…»).
Плюс на выставке можно увидеть три портрета Рокотова из частных собраний, одна из которых была пару лет назад куплена на европейском аукционе как работа «художника испанской школы XVIII века», а оказалась — кисти Рокотова.
Словом, на выставке много «открытий чудных», если выражаться слогом родного Рокотову века. Но это не единственная интрига экспозиции. Проект в Историческом музее очень любопытен тем, что переносит фокус внимания с «поэтики камерности» Рокотова, в которой он предвосхищал чувствительный век сентиментализма, на мастерскую художника и тиражную жизнь картины в дворянском обществе во времена, когда фотографии еще и в помине не было. При этом речь не идет только о гравюрах с портретов Рокотова, которые сделали его имя известным книгочеям, скажем, поклонникам Сумарокова, не говоря уж о верных подданных Екатерины II.
Дело в том, что камерность и загадочность портретов вполне уживалась с поточным способом их производства. Один из первых историков русского искусства Якоб Штелин в своих «Записках…» замечал, что уже в 1762- 1764 годы Рокотов «уже был столь искусен и знаменит, что один не мог справиться со всеми заказанными ему работами». Если учесть, что только в апреле 1765 Рокотов получил звание академика Императорской Академии Художеств, это говорит о многом. Слава Рокотова, помимо его дара и мастерства, не в последнюю очередь определялась тем, что он был единственным русским живописцем, которому позировала сама Екатерина II. Портреты его работы так пришлись ей по вкусу, что она не только повелела сделать шесть копий с ним и отправить в посольства, но и использовать этот образ на портрете другого художника — шведа Александра Рослина. Правда, это было уже после 1775 года. Голову и часть наряда Екатерины копиисты брали с портрета Рокотова, а все остальное — с парадного портрета Рослина. Похоже, монтаж был изобретен задолго до Эйзенштейна.
Понятно, что высокая оценка картин самой императрицей много способствовала популярности художника. Справиться одному с наплывом заказов не было возможности. И Якоб Штелин так описывал вид мастерской Рокотова: «В апреле 1764 года он имел у себя на квартире около 50 портретов, написанных с хорошим сходством. В них ничего не было закончено, кроме голов». Можно предположить, что все остальное заканчивали ученики под руководством мастера. Кстати, нынешние исследования показывают, что могло быть и наоборот. На портрете Е.П.Воейковой, переданном в ГИМ из Строгановского музея в 1923, который атрибуирован в 2017-м как работа из мастерской Рокотова, лицо написано явно не самим Рокотовым, а неизвестным профессиональным художником, а вот к ее наряду Федор Степанович явно кисть приложил.
В 1766 году Рокотов перебирается в Москву, устраивает дом и мастерскую на Старой Басманной. Мастерская работала так интенсивно, что современный исследователь А.А. Бобриков сравнил ее с «фабрикой»: «Из рокотовских «головок», как из «головок» Ротари можно составить не один Кабинет мод и граций». Выставка в ГИМе дает уникальный шанс увидеть, как работала эта система московской художественной мастерской XVIII века. Здесь можно увидеть копии работ Рокотова (например, знаменитую копию «Кабинета И.И.Шувалова», выполненного Андреем Зябловым, учеником Рокотова и крепостным его друга Струйского), копии, сделанные самим Рокотовым (вспомним поздний портрет «бриллиантового князя» А.Б.Куракина)… Естественно, есть копии его работ, выполненные его учениками (увы, эксперты с уверенностью называют только одно имя — Зяблова). И наконец, поздние копии с портретов Рокотова, сделанных уже в XIX веке.
Людмила Руднева, хранитель коллекции живописи Федора Рокотова, ГИМ:
— Живописная Мастерская в Москве в 18 веке являлась маленьким производством. У Рокотова всегда было 3-4 ученика. Они принимали активное участие в работе. Готовили холсты, грунты. Он доверял им исполнение второстепенных деталей. И они делали, конечно, множество копий. Как правило, заказывая оригинал, просили сделать сразу и несколько копий — для детей, родственников, для подарков друзьям. Это была типичная практика XVIII века.
Одна из целей нашей выставки — представить копию XVIII как полноценный историко-художественный памятник своего времени, который имел широкое распространение. К копиям относились с должным уважением.
Кроме того, у нас замечательный раздел гравюр. Мы показываем гравюры только с оригиналов Рокотова. Гравюры создавались как самостоятельные произведения. Они разлетались по всей империи. Это же тиражный материал. Они делали известными и имя Рокотова, и образы его.
Текст: Жанна Васильева
Фото: Сергей Куксин